«Политинформация» в школе

Кому-то предписывалось быть председателем совета отряда, кому-то — ответственным за выпуск стенгазеты или за состояние библиотечных книг, а кому-то — за подготовку политинформации. Вот эту идеологическую функцию я и исполнял на протяжении почти всех школьных лет…
Надо сказать, что большинство из общественных должностей были чистой воды синекурой вроде «Зеленого патруля», который должен был следить за состоянием чахлых горшечных растений в классах. Политинформация к их числу не относилась. Она, конечно, не принадлежала к ключевым постам вроде старосты, но предполагала наличие ответственности, широкого кругозора и политической грамотности. Вероятно, ваш покорный слуга владел этими качествами.
Впервые политинформатором меня выбрали (или назначили, что тогда означало одно и то же) по двум причинам. Во-впервых, с младых ногтей я читал взрослые газеты («Труд» и «Футбол — Хоккей», а отнюдь не то, что подразумевается под «взрослыми изданиями» сейчас) и регулярно смотрел передачу «Сегодня в мире». Фарид Сейфуль-Мулюков был для меня таким же знакомым персонажем, как тетя Валя из «В гостях у сказки». А во-вторых, я мог долго и обстоятельно говорить на публику, что для политинформатора было жизненно необходимо.

Мои обязанности состояли в следующем. Раз в неделю перед каким-то из уроков мне надо было сделать небольшой доклад о политической обстановке в мире.
Рьяный официоз в духе «исторические итоги очередного пленума КПСС» был не обязателен, достаточно было ограничиться беглым обзором внешнеполитической ситуации. Обычно я, не мудрствуя лукаво, пересказывал содержание какой-нибудь статьи или просмотренного накануне сюжета из «Международной панорамы», и старательно растягивал свой рассказ, чтобы откусить побольше минут от академического часа урока.
Помимо этого необходимо было каждый раз готовить «со-докладчиков». То есть, кроме самого политинформатора должен был по очереди выступать кто-то из одноклассников, причем политинформатор был ответственным за их доклады. На практике это выглядело так. Я приносил какую-нибудь газетную вырезку и отдавал ее тому, чья очередь выпадала, со словами «прочти вот это».

Со-докладчик бубнил, читая впервые виденный текст, но это никого не интересовало. Политинформацию решительно никто не слушал, а формально все проходило по регламенту. Самое главное в советской школе — проформа соблюдена.
Иногда приходили некие проверяющие лица. Им показывали меня, зачитывающего очередной доклад. Они сидели с внимательно-сосредоточенным видом, но, похоже, также не слушали. А однажды меня даже направили во Дворец пионеров на нечто вроде курсов повышения квалификации для политинформаторов. Что там рассказывали — совершенно не помню. Теперь был мой черед не слушать.
В общем, это была натуральная показуха в духе практически всех официозно-школьных мероприятий тех лет. То есть в самой по себе идее о том, что школьникам необходимо хоть слегка разбираться в мировой политике, ничего плохого нет. Но когда все делается исключительно ради галочки, а внешняя, практически обрядовая, форма полностью подавляет содержание, любое благое начинание превращается в бессмыслицу.

Таким образом, пробыл я бессменным политинформатором класса вплоть до отмены политинформации в школе. Подозреваю, что некоего официального распоряжения об упразднении политинформации не было. Скорее всего, с учителей просто перестали за это спрашивать, а они скинули с плеч лишнюю заботу.
Я был переведен на новую, и последнюю на школьной службе, должность — редактор стенгазеты. Смешно, но эти школьные чины проявились впоследствии — по образованию я политолог, и несколько лет работал в газете.

По понедельникам нам в школу нужно было приходить на 30 минут раньше. Урок политинформации, за который оценки не ставились, но пропустить его ни в коем случае нельзя! Иначе тебя будут «разбирать» на классном часе, совете отряда, а то и к директору школы могли вызвать для беседы.

Освещались на этом уроке политические новости мира, страны, взятые из программы «Время», но в основном из газеты «Пионерская правда». Подписчиком этой газеты обязан быть каждый школьник, достигший пионерского возраста. Даже если в пионеры еще не приняли — газету выписать должен! Подписка оформлялась через школу, держали на контроле этот вопрос.

Больше всего мне запомнились уроки политинформации в 1986 году. Тогда печатались в «Пионерской правде» репортажи о поездке в США нашего посла Мира Кати Лычевой. Об этой теме хотел рассказывать каждый ученик в нашем классе, настолько она была интересна нам, 10-ти летним детям. Помню, мне удалось дважды об этой теме рассказать, так одноклассницы даже обиделись на меня.
Еще вспомнился курьезный случай, когда году так в 87, одна девочка серьезно-серьезно начала обзор новостей со слов: «Скончался видный политический деятель, генеральный секретарь СССР Черненко». Весь класс хохотал, а учительница с испугом в глазах просила нас: «Тише, нельзя смеяться».

Детство мое кончилось в 1988 году, потому как вздумалось мне написать жалобу на свою школу в «Пионерскую правду». Было мне 12 лет, с мамой я решила не советоваться, а несправедливость и нарушение закона со стороны школы меня возмутили.
А еще мне хотелось, чтобы мое письмо напечатали в газете. И я бы хвасталась подружкам, показывая заметку. Но каково же было мое разочарование, когда мне из газеты пришел ответ. Во-первых, на конверте моя фамилия была напечатана с ошибкой. Если бы так и в газете написали, кто из подруг поверил бы, что это я? Во-вторых, копия письма была направлена в Министерство народного образования Украины и в мою школу… И началось.

Смысл моей жалобы заключался в том, что у нас в школе собирали деньги на ремонт класса — сейчас-то этим никого не удивишь. А в СССР такое делать было нельзя, образование действительно было бесплатным. Но некоторые школы пренебрегали этим правилом, в том числе и моя.
Письмо я маме не показала, вдруг она и не узнает ничего. Вызвали маму в школу, сначала для приватной беседы, где ей втолковывали, что она неправильно воспитывает дочь. Потом меня пригласили и пытались втолковать, что я не по-пионерски поступила, некрасиво жалобы писать на свою родную школу.

А я поражалась их двуличности, хлопала ресницами и повторяла: «Ну это же правда, я же ничего не придумала»! Меня даже грозились исключить из пионеров, так как я недостойна, с их точки зрения, носить галстук. Пришлось припугнуть их новым письмом в «Пионерскую правду». Подействовало, меня больше не трогали, и деньги перестали собирать. Это был мой первый серьезный, хоть и не совсем обдуманный поступок.
Письмо до сих пор храню. Иногда натыкаюсь на него в альбоме, улыбаюсь вспоминая. Ностальгия по советскому детству…
Всенародная политинформация: