Тайна смерти Веры Глаголевой

«Да какая тут может быть тайна? – пожмете вы плечами. – Человек несколько лет мужественно боролся с раком, от него и умер».
Ну да, отплясала на свадьбе дочери, уехала на съемки, где работала по двенадцать часов в день, потом улетела на обследование в Швейцарию (к которому наверняка готовилась – сутки ничего не ела), вошла в клинику на своих ногах, а через полтора часа ее не стало.

«Нет, от рака так не умирают», – почти сразу появились в прессе робкие сомнения.
Последовала новая версия: «Возможно, ослабленный организм не выдержал напряженного ритма жизни, тяжелого перелета, стресса…»
Это уже ближе к истине, но всё же это не вся правда.
А правда в том, что

Вам когда-нибудь делали операцию? Ну, самую простейшую – аппендикс удаляли?.. Тогда вы наверняка помните, что вечером накануне операции к вам заходил врач-анестезиолог и подробно расспрашивал, чем и когда вы болели, какие таблетки принимаете, есть ли у вас аллергия на разные виды наркоза. Вам это могло показаться пустяком, но на самом деле это очень важно.
Для ракового больного важно особенно – таблетки, которые принимает пациент (а Глаголева давно на них сидела) потенцирует действие наркоза, поэтому выбор препарата и его дозы вопрос жизни и смерти. Да, наверное, в этом случае гастроскопию – а это первая и самая важная ступень обследования больного раком желудка – нужно было делать вообще без наркоза, но это сейчас практикуется разве что в задрипанных российских поликлиниках, но никак не в Швейцарии.
Возможно, врач неверно выбрал лекарство и дозу. Возможно, Глаголева назвала не все лекарства (а среди них были и наркотики), которые она принимала.

Этой правды, боюсь, не узнает уже никто и никогда. Но факт остается фактом – Глаголева умерла во время гастроскопии.
Не она первая, увы. Случай весьма распространенный – скажем, так умер Юрий Никулин. В вопросы врачебной тайны, финансовой ответственности клиники, коллективно утвержденной семейной версии я вторгаться не хочу. Это уже не важно, да и поздно.

Вера Глаголева была обречена, и она это знала. Другое дело, что она рассчитывала – как убеждали врачи – что у нее ещё есть полтора-два года. Она спешила жить и жила напряженно: заканчивала один фильм и тут же собиралась начать снимать второй, последний.
Я не знаю человека, который так мужественно, стойко, достойно претерпевал бы обрушившуюся на нее беду. О ее диагнозе знали лишь самые близкие родственники и одна подруга. Она не скулила в фейсбуке (в той или иной степени скулят все), она не собирала денег на лечение (что делают почти все), она не взывала к жалости, любви и состраданию – Вера была очень сильным человеком с обостренным чувством собственного достоинства.

Пересмотрите ее юбилейный вечер на ТВ – ничего не знал Малахов, не знали одноклассники, коллеги, друзья – она держалась из последних сил, она улыбалась, шутила, благодарила какого-то случайного Меладзе, взглядом одергивала Гузееву, готовую расплакаться (она знала всё), подбадривала глухого Зельдина, который уйдет раньше ее… В сети есть несколько вариантов монтажа, я посмотрел самый полный – из него потом вырезали эпизоды, которые после смерти Веры вдруг приобрели новое звучание. Наверное, это правильно.
Пусть она в нашей памяти останется такой – легкой, веселой, молодой, счастливой.