ВОЛХОВСКИЙ ФРОНТ, 30 июля. (По телеграфу от наш. корр.). Поздно ночью Леон Новаковский с группой поляков — солдат германской армии — покинул окопы и пополз в сторону наших позиций. На случай, если немцы будут преследовать, солдаты захватили винтовки и один ручной пулемет. Прислушиваясь к шорохам и обходя немецкие посты, перебежчики двигались вперед и через два часа увидели русские блиндажи. Леон Новаковский так обрадовался, что встал во весь рост и побежал. Появились красноармейцы, и через несколько минут поляки были в плену.
Из 489-го полка 269-й немецкой пехотной дивизии перебежала к нам группа поляков. Рассказы перебежчиков представляют немалый интерес. Вот что говорит солдат пятой роты Эрик Маневский:
— 18 февраля немцы провели на всей территории Польши мобилизацию поляков. Я вместе с другими был отправлен в Германию, где мы проходили полтора месяца военное обучение. Затем нас направили на советско-германский фронт.
Весь командный состав дивизии, включая унтер-офицеров, — немцы. Поляки — только рядовые, и их вообще запрещено брать в какие-либо другие рода войск, кроме пехоты. Бывший офицер польской армии может быть в немецких войсках только рядовым и лишь в особых случаях ефрейтором.
По прибытии на передовые позиции за нами установили слежку. Каждый взвод был разбит на четыре группы по 7—8 человек в каждой: пять или шесть поляков и два немца, которые обязаны были следить за каждым нашим шагом. 28 июня в присутствии всего батальона за чтение русских листовок и антигерманскую пропаганду был расстрелян по приговору военного суда поляк Домбровский. Другой поляк после ареста повесился…
Солдат второй роты Владислав Гшосовский, перебежавший позже других, рассказывает:
— 13 июля после того, как группа поляков перешла к русским, нас всех немедленно отвели на три километра в тыл. У нас отняли винтовки и под конвоем заставили работать на дорогах. Из поляков организовали рабочие роты. В нашей роте было 120 поляков. Нас охраняли два десятка немецких солдат, вооруженных автоматами. А на позиции вернулись немецкие роты, которые мы недавно сменили. Эти роты раньше предполагалось перебросить на другой участок фронта. Шли слухи о том, что командование дивизии запросило главную ставку, как быть с отведенными в тыл и разоруженными поляками…
Перебежчики говорят о страданиях польского народа под фашистским владычеством. Немцы ограбили Польшу, забрали дома, скот и даже личное имущество. Хозяйство перебежчика Эрика Маневского передано штурмовику, а престарелых родителей солдата заставили работать на хозяина. Многих поляков немцы сейчас куда-то высылают. Делается это обычно ночью, и на сборы дается десять минут.
Говорить по-польски запрещено, все польские школы закрыты, в театры и кино поляков не пускают. В столовых и ресторанах появились унизительные надписи: «Собакам, полякам и евреям вход воспрещен». За малейшее выражение недовольства — тюрьма и расстрел. В Грауденце, рассказывает перебежчик Пишора, за антигерманскую агитацию и слушание иностранных радиопередач немцы публично расстреляли на Базарной площади десять поляков. На казнь насильно было согнано все население города.
За короткий срок пребывания на фронте перебежчики успели увидеть, как издеваются немцы над русским населением оккупированных районов.
— В поселке Дивинское, — говорит Владислав Гшосовский, — я видел русских на тяжелых земляных работах. Немцы заставляют этих людей работать до изнеможения и платят им 70 пфеннигов в день, на которые купить ничего нельзя, так как продукты питания вообще не продаются. В Дивинском я видел лагерь, где содержатся русские, в большинстве старики и женщины. Всех, даже детей, выгоняют на дорожные работы. Я видел, как русские готовили себе пищу из мха, древесины, листьев, травы и просто ели сырую траву. Выглядят эти люди ужасно. Ежедневно несколько человек умирает как в самом лагере, так и по пути на работу. Я слышал, что некоторые русские стараются найти такую траву, которой можно было бы отравиться, чтобы прекратить свои мучения…
Перебежчики не хотят складывать оружие. Они желают повернуть его против угнетателей польского народа — фашистских захватчиков.
— Я хочу только одного, — заявляет Эрик Маневский, — воевать против Германии. // М.Леснов.
Свежие комментарии